| Статистика |
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
 |
| Форма входа |
|
|
| Меню сайта |
|
|
| Категории раздела |
|
|
| Наш опрос |
|
|
|
 | |  |
|
Кирилл Воробьев
Речь пойдет о литературе. А поводом для этой речи стала давно ожидаемая книжка классика психоделического антиреализма Виктора Олеговича Пелевина «Диалектика переходного периода из ниоткуда в никуда». Прочтя ее, я сразу понял — это отписка. Ложный шаг в старом направлении. Ждали читатели, ждали... Пять лет ждали. И дождались.
И набросились... А обрадованные критики тут же растерзали книжку в клочья. Доходное это дело — пинать Пелевина. Дескать, его роман хрен знает о чем, где снова навалены в кучу суши, покемоны, политики, бизнесеки и черный пиар. Короче, катавасия с фантасмагорией, перемежаемая наркотиками и совокуплением разных частей тел. Они идиоты.
Я не критик. Я — писатель, и, возможно, именно поэтому мне видно немного больше, чем привыкшим паразитировать на непонимании третьесортным выпускникам литинститутов. Я не хочу как—то защищать Пелевина. Я хочу рассказать о великом литературном расколе.
По грубым прикидкам, существует три типа литераторов. Одни — попсовики-затейники, строчащие фастлит. Они различаются мастерством, темами, тиражами, но есть у них и общее — все они пишут сюжетную прозу, призванную развлечь читателя. Плоды их труда не претендуют на высоты мысли и штиля: они проглатываются в один момент и не оставляют ничего кроме смутных воспоминаний о коллизиях да авторских ляпах.
Второй тип — элитюки. Это и авангардисты, сквозь тексты которых приходится прорываться со скрипом и треском: тут и добропорядочные авторы-философы (способные заменить упаковку снотворного), и контркультурщики-эпатажники, и экспериментаторы. Эти тоже могут быть популярны либо неизвестны, но одна черта позволяет их объединить: они последовательно вываливают мысли, не заботясь о содержании и занимательности повествования.
Такие вот два полюса. Сюжетчики и мыслители.
Имеется и третий многочисленный вид. Это те, кто берет лучшее и от первых — захватывающую интригу, и от вторых — философское наполнение. И получается невероятное: их раскупают, но не понимают. Сюжет для них — способ донести мысли, не высказывая их прямо. Таков и Пелевин.
О чем его книги? О безногих псевдокосмонавтах? О том, что часть людей на самом деле — насекомые? О том, как делаются политики при помощи мегакомпьютеров? О том, что Чапаев нюхал кокаин? Черта с два.
Возьмем ДПП(NN). Роман «Числа». Кто его главный герой? Почти что олигофрен, человек, не могущий понять, что такое «дискурс». В детстве он краем уха услышал о магической силе чисел и (не разобравшись, какова она, на чем строится) создал себе фетиш — число, которому стал поклоняться.
Пелевин поступает хитро. В качестве притягиваемого за уши объяснения магии чисел он берет восточную «И-Цзин» — «Книгу перемен» Лао Цзы, — произведение, где все гексаграммы наполнены «размытой семантикой», «подстраивающейся» под конкретную ситуацию. Взял бы он, к примеру, каббалистическую нумерологию, недалеко от нее ушедшую нумерологию таро или новейшую нумерологию Авессалома Подводного — желаемого эффекта бы не возникло.
Дальнейшие переплетения сюжета — всего-навсего доказательство тезиса о том, что человек лишь в своем сознании создает себе тюрьму, сложности, лабиринты, из которых потом пытается выбраться. Герой сам выстраивает свой мир и живет в этих рамках, не в силах уже выглянуть наружу, — ведь силы уже ушли на постройку стен.
Даже крах мира главного героя, потеря денег и работы не вызволяют его из придуманного «аквариума». Выбравшись из одного паттерна восприятия, он тут же придумывает себе другой — на точно такой же основе.
Так вот. Водораздел всей литературы пролегает не по формальным признакам произведения, а по отношению автора к тексту и задаче, которую он перед собой ставит.
Есть авторы, которым интересны человеческие (да и всякие прочие) взаимоотношения. А есть те, кому интересно взаимопонимание, внутренние оценки ситуации героями его книг.
Именно таковы произведения Пелевина. Он изучает разные типы людей, со своими «тараканами» в башке, как меняется их субъективное мировосприятие и миропонимание, как трансформируется карта их «Внутренней Монголии». А все остальное — антураж и декорации.
Вот оно — зерно. Основная тема Пелевина — тема взаимонепонимания. Он рассматривает ее с разных сторон, и его последняя книга — всего лишь очередной взгляд на проблему. А поскольку в предыдущем творчестве писателя она уже достаточно подробно проработана, у читателя и возникает ощущение чего-то знакомого, навязшего на зубах. Так что автор попал в свою же ловушку. «Подчищая хвосты», вынося на публику нечто новое, но не сильно отличающееся от старого, применяя знакомые приемы, он нарвался на агрессивное непонимание и неприятие.
Мне кажется, что ДПП(NN) — большей частью результат давления издателей или литагентов, а не плод свободного полета творческой мысли. Возможно, большая часть текста «Чисел» была написана до «Generation П», написана и отложена — как «немного не то». И лишь недавно текст и детали были подогнаны под истекающий момент.
Косвенное подтверждение этому можно найти в нескольких интервью Виктора, где он говорит, что начал роман, но не смог с ним справиться.
Есть такая наука — «семантрия». Это гадание на смыслах, угадывании смысла — как изначально вложенного, так и спонтанно появившегося в тексте. Чем глубже понимание, тем больше у вещи смыслов. И удовольствие от книги можно получить, разглядывая эти сонмы семантик. Это как некие облака.
Облако смыслов писателя Пелевина напрочь перекрывает как «маленькую тучку» неискушенного читателя, так и грозовой фронт «искушенного» критика.
«Я пытался написать роман со свободным фокусом, в котором постоянно меняется угол зрения и смещается точка, из которой ведется повествование. Где, если продолжить аналогию, зашедший пообедать вдруг становится официантом, а потом канарейкой. Я хотел написать роман, в котором героем является присутствие читателя, его внимание, вовлеченное в текст», — сказал Пелевин в одном из интервью о своем незаконченном романе.
Уверен, речь здесь идет именно о таком полисемантическом произведении, которое образует «облако взаимоперетекающих смыслов», которое человеку, привыкшему к одномыслию и единоидейности текста, понять сложно. Обычный читатель сможет разглядеть только один из «срезов» этого облака. Это уже не «Сад расходящихся тропинок», это — принципиально новая литература.
Сегодня мы живем в таком мире, где писатель вынужден объяснять свои замыслы, потому что иначе его не поймет публика. А без этого непонимания не будет и гонораров.
|
| Категория: Критика | Добавил: Olchick (24.02.2010)
|
| Просмотров: 576
| Рейтинг: 0.0/0 |
| |
 | |  |
|
| +1 |
|
|
|
| Поиск |
|
|
|
Статьи